Хорал [litres] - Кент Харуф

class="p1">Они пронесли ботинки по коридору, остановились на верхней площадке, с которой была видна отцовская комната, темневшая в передней части дома, сквозь открытую дверь слышали его – рокот, потом свист и паузу, и снова рокот. Они спустились вниз один за другим, тихо вышли на крыльцо и уселись на ступеньках, чтобы обуться. Снаружи было свежо, почти холодно. Ясное ночное небо полнилось звездами, они светили ярко и чисто. Последние листья на верхушках тополей трепетали на мягком ветру.

Мальчики двинулись от дома по подъездной дорожке на Рейлроуд-стрит, под лиловый уличный фонарь, который тихо поскрипывал на столбе, и, держась обочины грунтовой дороги, вынырнули из пятна света и углубились в темноту. Соседний дом, в котором жил старик, был тихим и блеклым, как серые дома из снов. Они шли по обочине. А потом увидели ее. Припаркованная у дороги в сотнях футов от них, в зарослях амброзии темнела машина.

Они тут же остановились. Айк жестом приказал пригнуться, и они нырнули в канаву у железной дороги, тихо шли в сухих сорняках. Оказавшись возле машины, снова остановились. Они изучали ее – слабый отсвет звезд на округлом капоте и багажнике, на серебристых колпаках на колесах. Ни звука, даже ветер стих. Вышли из канавы к машине, понимая, что теперь они на виду на открытом пространстве дороги, но когда выпрямились в полный рост и заглянули в окна машины, то обнаружили, что в ней никого нет – только пустые банки из-под пива на полу да пиджак на заднем сиденье. Они двинулись дальше. Миновали акации в переднем дворе и остановились, затем подкрались поближе к густым зарослям костреца и сухих подсолнухов, обошли их и подобрались к стене дома. Шли вдоль холодных досок, пока не достигли окна, где огонек освещал боковой двор, мерцал все слабее, световым эхом отражаясь от земли и сухих трав.

Они услышали, как внутри кто-то разговаривает. В окне не было стекла – его разбили много лет назад, когда кидали в него камни. Но проем все еще закрывала старая пожелтевшая занавеска, кружевная, вязанная крючком, и, подняв головы, сквозь это кружево мальчики увидели блондинку, лежавшую на полу на старом матрасе. Две свечи были воткнуты в горлышки бутылок, и в мерцающем свете мальчики разглядели, что блондинка была одной из старшеклассниц, которых они часто видели на Мэйн-стрит, и она была совершенно голой. Армейское одеяло было расстелено на матрасе, и девушка лежала на одеяле, задрав колени, так что мальчики видели влажные волосы, блестевшие у нее между ног, нежные распластанные груди, бедра и тонкие руки, ее кожа была кремово-розоватой, и дети глядели на нее в изумлении, почти в религиозном трепете. Рядом с ней лежал крупный мускулистый рыжий парень, голый, как и она, только на нем была серая футболка с отрезанными рукавами. Он тоже был из старшей школы. Его они тоже раньше видели. И теперь он говорил:

– Это не так. Это только один раз.

– Но с чего вдруг?

– Я же сказал тебе. С того, что он приехал сегодня с нами. С того, что я обещал ему, что можно.

– Но я не хочу.

– Так сделай это для меня.

– Ты меня не любишь, – проговорила девушка.

– Сказал же, люблю.

– Как же. Если б любил, не заставлял бы меня это делать.

– Я тебя не заставляю, – возразил он. – Я прошу об одолжении.

– Но я не хочу.

– Ладно, Шарлин. К черту. Ты не обязана.

Старшеклассник встал с матраса. Мальчики следили за ним снаружи. Он встал при свете свечи в футболке без рукавов, без штанов, мускулистый, высокий. Его член был большим. И волосы вокруг тоже были рыжими, но светлее, оранжевого оттенка; головка была лиловой. Он нагнулся, взял свои джинсы, влез в них, натянул и застегнул пояс.

– Расс, – позвала девушка.

Она смотрела на него с матраса, изучая его лицо.

– Чё?

– Ты злишься?

– Я уже обещал ему, – ответил он. – Теперь не знаю, чё ему сказать.

– Ладно, – сдалась она. – Я сделаю это ради тебя. Но я его не хочу.

Он посмотрел на нее.

– Я знаю, – сказал он. – Я его позову.

– Но тебе стоит ценить это, черт возьми.

– Я ценю.

– Я имею в виду, ценить это и после, – добавила девушка.

Он вышел в открытую дверь, и из темноты двора мальчики наблюдали теперь за ней одной. Она повернулась набок в их сторону, вытряхнула сигареты из красной пачки, зажгла одну, наклонившись к пламени свечи, и в этом неверном свете они видели, как ее груди свисали свободно, конусами, как приподнялись ее худые бедра и девичий зад, а потом она снова легла и закурила, и выпускала дым прямо над собой, а пепел смахивала на пол. Она подняла свободную руку и принялась рассматривать тыльную сторону своей ладони, провела рукой по волосам, откинула их с лица. Затем появился другой парень, он стоял в дверях, глядя на нее. Вошел в комнату. Он тоже был здоровяк из старших классов.

Девушка даже не взглянула на него.

– Это не ради тебя, – предупредила она. – Так что не воображай себе.

– Я знаю, – ответил он.

– Как же.

– Ты позволишь мне сесть?

– Я не собираюсь делать это стоя, – сказала она.

Он присел на армейское одеяло и взглянул на нее. Вскоре он потянулся к ней и коснулся пальцами ее темного соска.

– Ты что делаешь? – возмутилась девушка.

– Он сказал, ты согласна.

– Ни хрена я не согласна. Но я ему обещала. Так что поторапливайся.

– Я сейчас, – сказал парень.

– Снимай одежду, – приказала она. – Бога ради.

Он сбросил ботинки, расстегнул пояс и снял штаны и трусы, и мальчики наблюдали за ним со двора и видели теперь, что у него тоже внизу волосы. Его член был даже больше и весь набухший, торчал вверх, и, не говоря ей ни слова, здоровяк лег на девушку между ее ног, а она задрала колени, снова расставила ноги, прилаживаясь к его весу. Он сразу начал двигаться на ней. Они видели его бледную задницу, как та поднималась и опускалась. Затем движения стали быстрее, резче, и очень скоро он прокричал что-то дикое и непонятное, будто ему больно, выкрикнул какие-то слова ей в шею, дернулся и затрясся, а после остановился, и все это время она лежала тихо, не произнеся ни слова, глядя в потолок, держа руки по бокам, будто находилась в каком-то другом месте и это вовсе была не ее жизнь.

– Слезай, – сказала она.

Мальчик запрокинул голову, заглянул в ее лицо, перекатился с нее на одеяло. Помолчав, сказал:

– Эй.

Она